Архиепископ Марк (Арндт): на русский богослужение переводить нельзя, а на немецкий – можно и нужно

Сегодня обсуждается вопрос о том, как сделать богослужение понятным. Раз люди не понимают церковно-славянский, так не перевести ли его на современный язык? Что делать, мы спросили у архиепископа Берлинско-Германского и Великобританского Марка, обратившегося под влиянием книг Достоевского, изучавшего в Гейдельберге древнерусскую литературу, и управляющего епархией, в которой церковно-славянский приходится сочетать не с русским, а с немецким.

Вновь и вновь обсуждается вопрос о том, что в России люди стоят на Литургии и не понимают, что читают. Богослужение, отмечают и священники, и СМИ, не становится центром церковной жизни человека, его красота не раскрывается, и люди вместо осозанного восприятия удивительных по глубине и красоте текстов, рассматривают их как некие “заклинания” на сакральном, но непонятном языке. Может быть, перевести богослужение на современный язык, и оно станет восприниматься лучше?

В поисках ответов на эти вопросы мы отправились… в Мюнхен. Почему? Потому что все же современный русский и церковно-славянский языки близки. А вот немецкий и церковно-славянский отнюдь нет. Сочетать их в богослужении – сложная задача. Если рассмотреть опыт Берлинско-Германской епархии РПЦЗ, окормлявшей и русских эмигрантов разных волн, и немцев-репатриантов из СССР, и немцев, присоединившихся к Православию, то можно найти решения для, очевидно, более простой ситуации в России.

Мы обратились за советом к архиепископу Берлинско-Германскому и Великобританскому Марку (Арндту). Владыка возглавляет комиссию по переводу богослужебных книг на немецкий язык, в которой учатвуют представители всех Поместных Православных Церквей, действующих на территории Германии.

Архиепископ Марк прекрасно владеет русским языком. Изучать его он начал еще в школе – в ГДР, до переселения на Запад. Свое довольствие солдата бундесвера он тратил на книги Толстого и Достоевского, которые и привели его к Православию. Впоследствии владыдка закончил Гейдельберг, ведущий немецкий университет по гуманитарным наукам. Там он изучал не просто русскую, а древнерусскую литературу у профессора Дмитрия Чижевского, защитив докторскую диссертацию по теме «Биографическая литература Тверского княжества в XIV и XV веках». Стать монахом он решил, прочитав преподобного Нила Сорского.

Поэтому и церковно-славянский язык для него – не чужие непонятные “заклинания”, а язык, который он чувствует, которым живет.

– Для верующих Вашей епархии какой язык ближе – немецкий или русский?

– Двадцать пять лет назад мы имели дело в основном с русскоязычными людьми (за редкими исключениями). Теперь наши прихожане не в такой мере владеют русским языком, и можно предвидеть момент, когда немецкий будет более естественен для них, чем русский. Вероятно, нужно считаться и с тем, что богослужебный язык будет другой. В настоящее время мы придерживаемся церковно-славянского языка, но я думаю, что это уходящая модель.

Мы жили в таком состоянии до 1990-г., когда немецкий язык постепенно занимал серьезное место в жизни приходов, хотя нельзя сказать, что он преобладал. Потом, с новой волной эмиграции из стран бывшего СССР, он совершенно исчез. Службы совершаются почти исключительно по-славянски; лишь за последние десять лет, с большим трудом удалось уговорить священников включать хотя бы какие-то части богослужения по-немецки.

Дело тут не в священниках, а в верующих. Наши верующие в основном из русских немцев или из смешанных браков. Немецкий язык для них – не первый язык. Хотя у них у вех немецкие фамилии, к немецкому языку они привыкают с трудом. Однако мы не смеем забывать, что дети этих людей вскоре не будут говорить по-русски. У них нет той мотивации сохранять русский язык, которая была естественной для старой эмиграции. Если моя фамилия Мюллер или Майер, зачем мне сохранять русский язык? Зачем он мне?

Я просто смотрю реалистично на будущее нашей Церкви. С этим надо считаться. С другой стороны, мы понимаем, что пока будут более или менее открытые границы, то будут и те русские, кто будет жить в Германии временно. Для них будет важно то, что русский и церковно-славянский языки сохраняются в нашем обиходе.

Поэтому на будущее нужно иметь в виду, что, с Божией помощью, в жизни нашей Церкви будут использоваться и тот и другой языки, и та и другая культуры.

– Как сделать так, чтобы православный немец, англичанин, француз, пришедший к Православию не потерял свою идентичность, не стал играть в грека или русского?

– Мы стараемся это учитывать, и читаем части богослужения на местном языке – немецком, французском или английском (владыка Марк управляет и приходами РПЦЗ в Великобритании – ред.). Есть такие приходы, где создается большая или меньшая группа немецкоязычных людей, и для них, бывает, служим ранюю литургию по-немецки. Делаем какие-то комбинации в богослужении. Это существует уже давно. Есть приходы, где раз в месяц Литургия служится по преимуществу или исключительно по-немецки.

– Насколько сегодня православное богослужение понятно прихожанам и как раскрыть перед ними его красоту?

– Нужно прививать любовь к богослужению с самого детства. На уроках Закона Божиего в школе мы изучаем богослужебный язык. Многие наши учителя в субботу проходят с детьми воскресное Евангелие, чтобы на следующий день дети слышали его текст, и он был им знаком. Таким образом они привыкают к церковно-славянскому языку, как к живому молитвенному языку.

Есть дети из чисто немецких семей. Их мы не “втягиваем” в эту область. Они делают все то же, но на своем языке.

– Чем для вас явилось открытие церковно-славянского языка? 

– Церковно славянский язык – намоленный язык. Он обладает всем тем богатством, которым только такой намоленный язык может обладать и в этом его огромное преимущество перед любым живым языком.

– В обиходе Сербской Церкви церковно-славянский язык был частично заменен современным. Вам приходилось неоднократно бывать в Сербии и совершать там богослужения. Вы служили на современном сербском языке? Если да, то каковы Ваши впечатления?

– Я служил частично на современном сербском языке, но мне это дается с трудом. Он очень близок к церковно-славянскому, и поэтому очень быстро, так сказать, соскальзываешь с него на церковно-славянский. При этом сербы в основном понимают церковно-славянский. Для них этот язык не настолько чужой, чтобы они его не понимали. Поэтому, находясь в Сербии, я чаще всего служил по-славянски.

– Как осуществляется перевод богослужебных текстов на немецкий язык?

– В течение всей истории Православия в Германии необходимость такого перевода существовала. Еще в XIX в. были сделаны переводы текстов Литургии, других таинств и чинов. Так что был уже богатый фонд, который использует немецкоязычное Православие и в наши дни.

Однако в отличие от церковно-славянского языка любой современный язык развивается постоянно. Переводы, которые были сделаны 120 лет назад, в основном уже непригодны. Их пример показывает, как много мы потеряем с потерей церковно-славянского языка.

Так один мой послушник стоял на клиросе и начал хохотать. Я, конечно, был недоволен, подошел, но он не мог прекратить. Я посмотрел: а в книге стояло, что “пророки имели телевидение”. В XIX веке словом fernsehen перевели “дальновидение” или “предвидение”. В то время это слово было незанято.

Если не пользоваться старым, намоленным слоем языка, то это очень сильно ограничивает, сковывает.

Еще 30 лет назад мы возобновили перевод богослужебных текстов. В начале этим занимался один священник, потом внутри епархии мы создали группу переводчиков. Теперь у нас есть комиссия по переводу, в которой есть представителей всех Поместных Православных Церквей, действующих в Германии. Я – председатель этой комиссии. Мы встречаемся каждые 2-3 месяца и очень серьезно работаем над текстами богослужения.

Мы закончили работу над Божественной Литургией, Крещением, Венчанием. Мы исходим из пастырской необходимости, из того, что наиболее требуется нашим священникам.

Беседовал Арсений ЗАГУЛЯЕВ

Источник: Нескучный Сад